Содержание номера


Адкрытае грамадства

Iнфамацыйна-аналiтычны бюлетэнь

2002, N2(13)
Андрей КИШТЫМОВ,
кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник
Института истории НАН Беларуси

УНИАТСТВО И БЕЛОРУССКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ: ОТ КАСТУСЯ КАЛИНОВСКОГО ДО НАШИХ ДНЕЙ

Вероятно, не существует окончательного ответа на вопросы, что было основным при заключении Брестской церковной унии 1596 г. – политические или религиозные соображения и как они далее сказывались на истории греко-католической церкви. Но, безусловно, прав современный исследователь, утверждая, что «трагедия униатской церкви – наиболее яркое отображение трагедии белорусского народа» [1, с.107].

Церковная уния была заключена в 1596 г. на белорусской земле, в Бресте. Так произошло событие, значение которого не ограничилось одиночным временным актом и которое вышло за рамки собственно церковной истории. Смысл и последствия Брестской церковной унии сказались на последующем ходе международных отношений, составили важную часть внутренней политики Речи Посполитой, Российской империи и Австро-Венгрии, отразились на исторических судьбах белорусского, украинского и, возможно, польского народов.

К концу XVIII в., к моменту включения белорусских земель в состав Российской империи, униатство являлось самой распространенной конфессией на территории Беларуси: 70 процентов ее населения были униатами [2, с. 66].

Здесь же, на белорусской земле, в 1839 г. Полоцкий церковный собор положил конец официальному существованию униатства в белорусских губерниях. Ликвидация греко-католической церкви в Белоруссии проходила стремительными темпами. Подавляющее большинство белорусских униатов перевели в православие, лишь небольшой части удалось стать католиками, что строго запрещалось и преследовалось царскими властями.

Тем не менее, перестав играть существенную роль в белорусской религиозной жизни, униатство оставалось одним из узловых моментов политического движения на Беларуси и влияло на развитие белорусской общественной мысли.

В период подготовки к восстанию 1863 г. один из его руководителей, белорусский шляхтич Кастусь Калиновский, налаживает выпуск нелегальной газеты на белорусском языке «Мужицкая правда», большинство материалов для которой он пишет сам под псевдонимом «Ясько-гаспадар из-под Вильно». С июля 1862 г. по июнь 1863 г. вышло 7 номеров газеты. Ее материалы были обращены к простому белорусскому мужику и проникнуты призывами подняться на борьбу с царизмом.

По мысли К.Калиновского, «человек свободный» – это хозяин своей земли и защитник своего края. Человек свободен, «когда делает всё, что ему по душе и что не обижает ближнего и славы божьей, и когда исповедует ту веру, которую исповедовали его отцы, деды и прадеды», писал Калиновский в третьем номере «Мужицкой правды» [3, с.51].

Такой верой для белорусского мужика является униатство. «Не один уже, может, позабыл, что отец его был праведной униатской веры, и никогда уже не вспомнит о том, что обратили его в схизму, в православие, что он сегодня, как та собака, живет без веры и, как собака, сдохнет на радость чертям в пекле!!! – подчеркивал Калиновский. – Эх, ребята: беда такому человеку! А если мы будем так поступать с Богом, так что же Бог Всевышний с нами сделает? Пошлет в пекло на вечные муки, будут черти душу нашу на куски рвать, а смола в утробе кипеть будет. Узнаешь тогда, что такое лихо, но в аду поздно уже будет, не умолишь тогда уже справедливого Бога, и мукам твоим никогда конца не будет» [8, с.57].

А далее Калиновский прямо указывал белорусским крестьянам на источник и причину будущих адских мук: «Наделал нам такой беды, ребята, царь московский. Это он, подкупив многих попов, велел в схизму записать нас, это он платил деньги, чтобы мы только переходили в православие, и, как тот антихрист, отобрал у нас нашу праведную униатскую веру и погубил нас перед Богом навеки, а сделал это для того, чтобы нас без конца грабить, а Бог справедливый не смилостивился над нами» [3, с.57]. Но есть и выход: «Сказывают люди, что святой отец прямо из Рима прислал к нам свое благословение (но москаль его задерживает), говорят, что пришлет и ксендзов, которые будут принимать в униатскую веру. Тогда, ребята, кто только верит в Бога, сына его и святого духа, пускай сразу же оставляет схизму и переходит в истинную веру дедов и прадедов. Потому что кто не перейдет в унию, тот останется схизматиком, тот, как собака, сдохнет, тот на том свете адские муки терпеть будет!» [3, с.57-58].

Свою страстную проповедь в защиту униатской церкви, которая составила содержание шестого номера «Мужицкой правды» (декабрь 1862 г.), католик Калиновский подписал так: «Этого от души вам желает ваш брат, такой же самый от дедов-прадедов мужик, как и вы, но еще униатской веры – Ясько-гаспадар из-под Вильно» [3, с.58].

К униатству Калиновский обращается и в следующем, седьмом и последнем, номере «Мужицкой правды», вышедшем в июне 1863 г. В нем он уверяет, будто бы уже появился «польский манифест», по которому «униатские костелы, отобранные москалями, отдаются назад униатам, и кто хочет, имеет право крестить детей по-униатски; к униатским ксендзам идти на проповедь и по-старому Богу молиться, как еще отцы наши молились» [3, с.60].

С точки зрения истории становления белорусской национальной идеи обращение К.Калиновского к униатству характерно как яркая попытка использовать гуманитарный ресурс для общественного развития Беларуси. С точки же зрения методологии оно ставит проблему осмысления исторических традиций Беларуси и возможность их регенерации и реанимации. Оба этих подхода продолжают оставаться актуальными и в наши дни.

Поражение восстания 1863 г. ликвидировало последние надежды на восстановление в Беларуси униатской церкви. Народ не поддержал призыв Калиновского покинуть «схизму и переходить в истинную веру дедов и прадедов».

Среди современных исследователей нет единого мнения в оценке призыва Калиновского. Одни видят в нем попытку создания национальной белорусской церкви [См.: 1, с.117; 4, с.649]. Другие, резко возражая своим оппонентам, считают, что высокая оценка Калиновским униатства являлась пропагандистским приемом с чисто политическими целями. Например, составители сборника печатного и рукописного наследия Калиновского оценили его призыв так: «Выступая против отмены самодержавием Брестской церковной унии, К.Калиновский брал под свою защиту униатскую церковь, введенную с целью окатоличивания и полонизации белорусского народа. И хотя защита религиозных чувств верующих способствовала усилению революционной агитации среди крестьян, подобные пропагандистские приемы тормозили прогресс самосознания народа, освобождение его от пут религии» [3, с.36].

Полемика о том, насколько искренним был католик Калиновский в своем призыве к православным мужикам-белорусам и почему свой призыв он адресовал в столь экстремистской форме, присущей скорее средневековью, чем середине XIX в., сродни гаданию, что стало бы с православными в случае победы восставших. История свидетельствует: повстанцы вешали православных священников, а царские власти – ксензов-повстанцев.

Более важным нам представляется ответ на другой вопрос: имела ли такая агитация шансы на успех? Приведем свидетельство палача Калиновского, виленского генерал-губернатора М.Н.Муравьева: «При настоящих политических событиях возвращение из Унии к православию древнерусского здешнего населения было одним из главнейших средств, способствовавших успешному подавлению бывшего мятежа и удержанию за Россиею возвращенных от Польши наших провинций» [1, с.116].

Если учесть, что с момента ликвидации унии до начала восстания прошло менее четверти века, менее одного поколения, то следует предположить, что шанс повлиять на ход восстания 1863 г. у униатства был. Косвенное признание этого есть и в словах М.Н.Муравьева. Причины поражения идеологов восстания в пропагандистской войне за белорусского мужика кроются в другом: униатский довод, как, впрочем, и другие их призывы, явно проигрывали главному аргументу «царя-освободителя» – крестьянской реформе 1861 г. В конечном счете, в своей записке после окончания следствия, адресованной царским властям, это признал и сам К.Калиновский: «Крестьянин, видя не обрезанные еще когти своих господ, не мог им довериться и стал смотреть на дело польское как на затею помещичью, органы же правительства понятие такое крестьянина старались поддерживать» [3, с.87].

Отметим, что одновременно с призывом к мужикам переходить в униатство и проклятиями православию другое издание, орган Литовского провинциального комитета повстанцев «Знамя свободы», которое также редактировал К.Калиновский, в своем первом номере (1 января 1863 г.) писало так: «Литовский провинциальный комитет как организационная власть в Литве и Белоруссии призывает всех искренне любящих родину граждан, без различий сословия и вероисповедания, к единодушным действиям, чтобы завоевать сейчас национальную независимость. Выдвигая принцип равноправия всех сословий и вероисповеданий без ущерба чьей бы то ни было собственности и свободы совести, призывая к единству действий все без исключения слои польского общества во имя свободы и независимости, Провинциальный комитет не сомневается в том, что тем самым он выражает всеобщие стремления и единодушные требования всей страны» [3, с.63].

С целью оправдать включение белорусских земель в состав Российской империи официальная русская историография разработала политизированную концепцию, согласно которой наряду с римско-католической церковью ополячиванием и окатоличиванием населения Беларуси занимались и униаты. Противоположную точку зрения выска-зал известный историк, археолог, этнограф, издатель и редактор Адам Киркор, автор очерков о Литве и Белоруссии из многотомной «Живописной России» (изд. 1882 г.). Главный вывод А.Киркора заключался в том, что униатская церковь, её просветительно-образовательная деятельность, ослабляла католическую агрессию, сберегала белорусский язык и культуру народа, предотвратила полонизацию белорусов. Эти взгляды католика А.Киркора вызвали ожесточенную критику со стороны сына униатского священника, православного М.Кояловича, одного из отцов и главных идеологов «западно-русизма».

В начале XX в. проблемы истории Беларуси и, в частности, истории униатской церкви находились в центре внимания белорусского национального движения. Его наиболее активные деятели группировались вокруг газеты «Наша нiва». Их взгляды в основном развивали и уточняли концепцию А.Киркора. Так, в серии своих статей один из основателей Белорусской социал-демократической Громады Антон Луцкевич утверждал, что униатская церковь до ее ликвидации была опорой белорусского народа, потому что белорусы-католики больше поддавались польскому влиянию, а белорусы-православные – русификации.

В 1910 г. вышла из печати «Кароткая гiсторыя Беларусi» Власта (В.Ластовского) – первый курс отечественной истории на белорусском языке. «Униатская церковь существовала на Беларуси 243 года, – писал В.Ластовский. – За это время она пережила много перемен и в конце стала настоящей народной верой, народ к ней привык и сроднился, так что уничтожение ее не везде радостно приветствовал» [5, с.97]. Дальнейшая эволюция взглядов В.Ластовского (с декабря 1919 г. – главы правительства Белорусской народной республики в эмиграции, с 1928 г. – академика Академии наук Беларуси) подробно рассмотрена в работах С.Полуцкой и Н.Анциповича [6; 7]. Они подчеркивают, что В.Ластовский рассматривал унию с белорусских национальных позиций, видя в ней возможность достижения христианского единства на Беларуси и предпосылку формирования белорусского национального сознания. При этом он считал, что такие функции уния могла бы реализовать, лишь став государственной религией.

Одним из необратимых последствий революции 1905-1907 гг. стала либерализация религиозной жизни. В условиях, когда католическая церковь на Беларуси после более чем столетия религиозных ограничений со стороны царизма получила относительную свободу и значительно расширила свое влияние, места и времени для реанимации униатства на Беларуси просто не нашлось.

Эта «завершенность» решения межконфессиональных проблем и послужила, на наш взгляд, причиной того, что в событиях 1917 г., первой мировой и гражданских войн, религиозных мотивов в политической и идейной жизни Беларуси почти не ощущается.

А вскоре, в Советской Белоруссии, как известно, проблема была решена большевистскими методами, и не в плоскости ответа на вопрос, какая церковь является белорусской национальной, а путём жесточайшего ограничения и регламентации деятельности любых конфессий и практически тотального воплощения государственного атеизма.

Однако, несмотря на почти полное исчезновение греко-католической конфессии на белорусских землях, проблема униатства продолжала быть составной частью идеологической сферы Беларуси. В 20-е годы в работах белорусских историков господствующей концепцией истории униатской церкви являлись положения, высказанные еще А.Киркором и «нашанівцамі», тем более что многие белорусские интеллигенты тех лет сами были активными деятелями белорусского национального возрождения начала века. В 30-х годах они были репрессированы, а их взгляды, взгляды «национал-демократов» («нацдемов» по терминологии тех лет), были заменены на дореволюционную российскую великодержавную концепцию истории униатства как антибелорусской церкви. Такое положение сохранялось до конца 80-х годов.

Характерна в этом отношении история, которая приключилась с «Историей русской церкви» профессора Белорусского государственного университета, академика АН БССР, директора Института истории АН БССР в 1937-1953 гг. Н.М.Никольского. Этот труд, созданный по заказу издательства «Атеист», печатался дважды – в 1930 и 1931 гг. Один из его разделов назывался «Миссия и ликвидация унии». В ней почти ничего не говорилось про полонизаторскую в прокатолическую роль униатской церкви, зато подробно рассказывалось о волнениях белорусских крестьян при ее уничтожении. Когда издательство «Политическая литература» в 1983 г. в серии «Библиотека атеистической литературы» решило переиздать книгу Н.М.Никольского, то раздел об унии был исключен «как содержащий теоретические положения, самим автором впоследствии пересмотренные и не соответствующие современным выводам советской исторической науки» [8, с.19]. Такое объяснение этому факту идеологической цензуры дал научный редактор переиздания, автор вступительной статьи комментариев, доктор философских наук, профессор Н.С.Гордиенко. И лишь в 1990 г. в очередном, уже минском, переиздании книги Н.М.Никольского был восстановлен её первоначальный, полный текст.

В СССР официальный постулат о безусловно отрицательной роли любой религии в истории общества («религия – опиум для народа») делал невозможным саму постановку вопроса о месте религии в формировании и жизни нации. Что же касается униатства, то полагалось, что эта «проблема» окончательна решена в Беларуси ещё Николаем I, а в Украине – И.В.Сталиным.

В этом контексте весьма показательна позиция, занятая составителями уже упомянутого нами сборника печатного и рукописного наследия К.Калиновского. В своих комментариях они уверяют, что Калиновский «понимал реакционную роль религии, но в тактических целях выступал на страницах газеты в защиту униатской церкви, против подавления православием униатства, являвшегося в силу сложившихся обстоятельств верой части крестьянского населения Белоруссии» [3, с.58]. И далее: «Таким образом, стремясь затронуть в революционной пропаганде все социальные пороки, К.Калиновский выступил против отмены самодержавием Брестской церковной унии, взяв под защиту униатскую церковь, которая по существу и в период своего функционирования не имела сильного влияния» [3, с.55]. Отметим, что сборник готовился в Институте истории партии при ЦК КП Белоруссии и на нем стоит гриф этого учреждения. Так что, совсем не случайно, перед нами весь набор штампов официальной партийной советской историографии: раз Калиновский – революционер, то ему «положено» понимать реакционную роль религии, а униатство, хотя и было «верой части крестьянского населения», но ... не имело «сильного влияния».

Очередная попытка возродить униатство на белорусской земле была предпринята в годы второй мировой войны. В 1940 г. греко-католический митрополит А.Шептицкий назначил первым в XX в. греко-католическим экзархом Беларуси Антона Неманцевича. Однако его деятельность продол-жалась недолго – в конце 1942 г. А.Неманцевич погиб в застенках гестапо.

Начиная со второй половины 80-х годов проблема белорусской греко-католической церкви вновь стала открыто обсуждаться в белорусском обществе. Молодежные национально-культурные и демократические организации, в первую очередь «Талака», которая являлась лидером «Канфедэрацыі беларускiх суполак» (66 организаций), потребовали возобновления деятельности белорусской автокефальной православной церкви и белорусской греко-католической (униатской) церкви.

На организационном съезде Белорусского народного фронта (Вильнюс, июнь 1989 г.) тезис об униатстве как белорусской национальной церкви вошел в принятые программные документы. В разделе «Религия и общество» Программы БНФ было записано: «Униатство, возникшее в конце XVI ст. как объединение православной и католической церквей, на протяжении XVII-XVIII столетий стало самым массовым в Белоруссии вероисповеданием, последовательно использовало в богослужении белорусский язык и было запрещено царскими властями в первой половине XIX ст. В истории православия и католицизма также были периоды обращения к белорусскому языку, но эти конфессии в разные времена являлись и орудием русификации, полонизации белорусов. В результате определенная часть белорусов-католиков стала считать себя поляками, а многие православные белорусы называть свою веру «русской»».

Вскоре в средствах массовой информации развернулась дискуссия о роли и месте религии в иерархии культурно-исторических ценностей белорусской нации. При этом в очередной раз предельно остро встал вопрос об униатской церкви. Пик этих споров приходится на конец 80-х – начало 90-х годов. Взгляды вновь разделились. Однако несмотря на наличие довольно многочисленных публикаций, их авторы практически не вышли за пределы полемики, известной еще со времен Российской империи. В новых условиях идет повторение старых аргументов, фактов и выводов. Единственным отличием является практическое невмешательство представителей римско-католической церкви в идеологические споры о судьбах униатства на Беларуси при поддержке ими белорусских греко-католических общин. Зато православные священнослужители не только всячески препятствуют организационному становлению униатской конфессии, но и публично высказывают свое негативное отношение к ней. «Униатство – это агрессия католицизма против православной церкви», – пишет в статье «Какая церковь была национальной» протоиерей, кандидат богословия, преподаватель Минской духовной семинарии Сергей Гардун [9]. А один из разделов этой публикации он назвал «Миф про униатство как национальную религию». Хотя эта статья содержит обширный экскурс в историю, выводы протоиерея обращены к современности. Белорусская униатская церковь не может рассчитывать на обращение в веру безбожников либо на переход на свою сторону католиков или протестантов, уверяет автор, и поэтому ей «остается одно: как в прошлые столетия вести антиправославную пропаганду и перетягивать к себе православных». В поисках аргументов С.Гардун обращается к примерам из украинской религиозной жизни и так заканчивает свою статью: «Тот, кому сегодня не верится, что уния в XVII в. распространялась у нас самыми жесткими и насильственными методами, пусть поедет на Западную Украину и увидит, что там делается в наши дни: униаты врываются в православные храмы во время богослужения, срывают покровы со святого престола, бросают на пол святое причастие, бьют священников и верующих, и захватывают церкви. Дай Бог, чтобы такого не было на нашей многострадальной Беларуси».

Не скрывает своего резко отрицательного отношения к униатству и экзарх всея Беларуси, митрополит минский и слуцкий Филарет. В своем интервью польскому журналу «Kultury» (1993, №7-8) он утверждает, что «униатство свое отжило». При этом «на Беларуси нет религиозной конфронтации», и это, по уверению Филарета, весьма беспокоит украинцев, Ватикан и польский костел, который «готовит униатов для экспансии на Беларусь».

«Православие, католицизм, уния – все три церкви на Беларуси должны быть белорусскими», – к принятию такой идеологии постепенно пришло современное белорусское национальное движение. Именно под таким общим заголовком газеты «Літаратура і мастацтва» (1992, 10 красавіка) поместила большую подборку читательских откликов на статью С.Гардуна. А один из идеологов новой Белорусской социал-демократической Грамады Анатоль Сидаревич, заявляя о своей принадлежности к католичеству восточного обряда, собственную оценку ведущих христианских конфессий формулирует следующим образом: «У меня одинаково неприязненное отношение и к польско-католическому духовенству, и к русско-православной иерархии, потому что на сегодняшний день и римско-католический, и православный клир являются на Беларуси проводниками интересов чужих держав. А именно: Польши и России. Эти группы находятся за пределами белорусской культуры, вне процесса становления белорусской государственности. Те немногочисленные католические и православные священники, которые проводят богослужения по-белорусски, заслуживают всяческой моральной поддержки. Пока же политика Римско-католической и Русской Православной Церкви будет игнорировать интересы белорусского государства, культуры – до тех пор я буду бороться с иерархией. Однако, борясь с иерархией, я не борюсь с Богом, я, повторяю, не атеист» [10, с.284].

Итак, дебаты вокруг вопроса: «Уния – это проблема веры или проблема политики?» – в последнее десятилетие занимали одно из центральных мест в теоретическом осмыслении основ белорусского общественного движения. Параллельно предпринимались шаги по возрождению белорусского униатства. Начало активной деятельности белорусских греко-католиков относится к 1990 году: появились униатские листовки, в Минске и Полоцке униатские общины обратились к властям с просьбой о регистрации. В Витебске прибывшая из Львова группа греко-католиков 12 ноября 1990 г. пыталась установить на берегу Западной Двины крест в память об Иосафате Кунцевиче. Дело закончилось вмешательством милиции.

По данным Совета по делам религии при Совете Министров Республики Беларусь на февраль 1996 г. в стране было зарегистрировано 11 греко-католических общин: по одной в Брестской, Гомельской и Минской областях, по две – в Витебской, Гродненской, Могилевской областях и г.Минске. Для сравнения: на тот момент в Беларуси насчитывалось 938 православных общин, 373 римско-католические общины и 39 общин староверов.

Несколько слов об униатстве в жизни белорусской диаспоры. С 1952 г. папа римский назначает для белорусов-католиков западного и восточного обрядов в Западной Европе особого Апостольского визитатора. Под юрисдикцией первого такого визитатора, католического епископа Болеслава Слоканса, латыша по происхождению, хорошо знавшего белорусский язык, находилось 6 священников: 4 – латинского и 2 – восточного обрядов [11, с.97]. 4 августа 1960 г. папа Иоанн XXIII восстановил белорусскую католическую иерархию восточного обряда, назначив епископом Чеслава Сиповича. Белорусы-униаты зарубежья сумели основать в послевоенное время ряд своих миссий и парафий – в Гослере, Лондоне, Мюнхене, Париже, Риме и Чикаго [12, с.219].

Но в целом и в белорусской диаспоре униатская церковь значительно уступает по своему влиянию и числу прихожан православной и римско-католической конфессиям.

Что же касается позиции современных официальных властей Республики Беларусь по религиозным вопросам, то она заключается в ёмкой формулировке белорусского президента А.Лукашенко: «Я – православный атеист».

Несмотря на то, что попытки реанимировать белорусскую униатскую церковь практически не удались, идеологические споры вокруг оценки роли и деятельности униатства в Беларуси не завершены. Так, например, в обобщающем курсе по истории Беларуси, рекомендованном для студентов вузов, говорится лишь о подписании Брестской церковной унии 1596 г. и введении униатства на Беларуси, зато сюжет о ликвидации униатской церкви и ее дальнейшей судьбе отсутствует. И это несмотря на декларативное стремление авторов дать «первую пробу ... обобщенного ответа сотрудников Института истории Академии наук Беларуси на возникшие многочисленные вопросы к прошлому белорусского народа с его древнейших времен до сегодняшних дней» [13, с.5]. Причины такого «умолчания» не в отсутствии вопроса, а в отсутствии ответа. Повторить старую официальную оценку исторической роли униатства на Беларуси оказалось невозможным, и это плюс. Обосновать же новые концептуальные подходы авторы не решились.

Между тем в современной белорусской историографии есть и примеры обратного свойства. Так, тезис о «полонизаторской» роли униатской церкви был подвергнут аргументированной критике доцентом Гродненского государственного университета С.Полуцкой. «Авторы большинства известных нам источников, показывая расслоение населения Беларуси на религиозной почве, не видят разницы в определении этнической принадлежности между православными и униатами, – делает вывод С.Полуцкая. – Поэтому утверждение, что уния ставила целью полонизацию белорусского народа, проблематичное. При переходе из православия в униатство национальность не менялась» [14, с.305].

Таким образом, начиная с К.Калиновского, в течение более чем 130-летнего периода униатство раз за разом оказывается в центре внимания белорусского национального движения. Можно сказать, что оно стало частью белорусской национальной идеи. Однако далее идеологического и исторического обоснования роли и места греко-католической церкви в жизни белорусского народа дело не идет. Лозунг: «Униатство – национальная религия белорусов» – не нашел поддержки и понимания у нации, а греко-католической конфессии не нашлось места между римо-католиками и православными.

Хотя последнее десятилетие существования СССР и постсоветского исторического пространства буквально ежедневно дает немало примеров использования религии для достижения определенных идеологических и политических целей, назвать положительным этот опыт трудно. Чаще такой «инструментальный» подход к религии создает новые, дополнительные трудности, не преодолевая старых. Это довольно выпукло прослеживается в политической истории Беларуси последних лет.

На наш взгляд, современная методология белорусской истории и белорусского национального движения пока не решается принять на вооружение тезис о незавершенности процесса формирования белорусской нации. Между тем именно этот тезис мог бы объяснить многие сложности политического развития Беларуси XІX и особенно XX вв. В его пользу свидетельствуют и поиски идеологами белорусского движения конфессии, которая могла бы стать белорусской национальной церковью, а также попытки использовать в качестве такой церкви греко-католичество.

Исторической реалией становления белорусской независимости является сложность одновременного оформления суверенитета, государственности и политической системы, достижения экономической самостоятельности и решения межэтнических, языковых, культурных и экологических, в том числе и чернобыльских, проблем. При этом в отсутствие ясно выраженного природного или экономического интегратора в качестве общенациональных целей и ценностей выдвигаются гуманитарные факторы: языковое, культурное, конфессиональное и историческое единство.

Например, к истории обращаются в попытке заполнить определенный идеологический вакуум, возникший в результате распада СССР и ликвидации монополии коммунистической идеологии. Исторические аргументы широко используются в политической жизни. Сложилась ситуация, когда политики, партии и политические движения просто обязаны иметь в своих идеологических установках блок взглядов на историческое прошлое и широко апеллировать к этому прошлому, призывая к будущему. Причем история, исторический факт, историческое событие берется как основание, на котором достраивают вполне современный политический вывод на злобу дня.

Такое положение характерно не только для Беларуси, но и для других государств – бывших республик Советского Союза. Проявления такого подхода можно отыскать и в современной политической истории стран Восточной Европы. И это, на наш взгляд, одно из их важнейших отличий от стран традиционного демократического общества.

При этом спецификой белорусского общественного сознания и политической практики является новое прочтение роли униатства в белорусской истории и белорусском социуме. В определенной степени схожую ситуацию можно наблюдать только на Украине. Однако такая аналогия имеет существенное ограничение: на Украине униатство существует и как церковь, и как идея, на Беларуси – практически только как идея.

В современной Беларуси, даже при отсутствии греко-католичества как распространенной конфессии, одно только присутствие униатства в белорусской истории постоянно будет напоминать об исторической особенности белорусского народа и стимулировать белорусское национальное самосознание и белорусскую национальную идею.

Потеряв свою организационную, церковную оболочку, униатство на Беларуси стало проявлять себя в другом качестве – как отправная точка в обосновании белорусской национальной идеи. Начиная с К.Калиновского, обращение к униатству стимулирует политические импульсы, рожденные на белорусской земле, а не за ее пределами. Проблема униатства стала проблемой белорусской политики.

Утилитарный подход белорусских идеологов и политиков к униатству не оправдал себя даже как символ – без создания широкой сети униатских приходов и церковной иерархии оно не стало интегратором белорусской нации. Несостоятельной оказалась и попытка использовать греко-католичество как политическое оружие. И все же обращение к униатской теме, несомненно, имело положительный эффект. Во-первых, оно стимулировало исследования по истории греко-католичества и религиозных конфессий. Во-вторых, оно получило статус «исторической особенности», то есть идентификатора жизни белорусского народа, его отличительной черты. В-третьих, униатская тема стала тем полем, на котором идет обсуждение проблем, в совокупности составляющих основу белорусской национальной идеи.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Хаўстовіч М. Скасаванне Уніі. // З гісторыяй на «Вы». Вып.2. Мн., 1994. С.107-117.

2. Этнаграфія Беларусі. Энцыклапедыя. Мн., 1989.

3. Калиновский К. Из печатного и рукописного наследия. Мн., 1988.

4. Розенфельд У.Д., Щелбанина Г.Н. Проблемы веры и церкви в наследии К.Калиновского. // Наш радавод. Кн.4, ч.3. Гродна, 1992. С.643-651.

5. Ластоўскі В.Ю. Кароткая гісторыя Беларусі. Мн., 1992. Репринт издания 1910 года.

6. Палуцкая С. Вацлаў Ластоўскі пра царкоўную ўнію як нацыянальна-культурную з’яву. // Беларусіка. Кн.4. Мн., 1995. С.294-298.

7. Анцыповіч М. Ідэя ўніі ў спадчыне Вацлава Ластоўскага. // Беларусіка. Кн.4. Мн., 1995. С.298-300.

8. Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1983.

9. Літаратура і мастацтва, 1992, 14 лютага.

10. Залоска Ю. Версіі. Мн., 1995.

11. Аб Беларусі на Міжнародным касьцёльным кангрэсе «Касьцёл у бядзе». // З гісторыяй на «Вы». Вып.3. Мн., 1994. С.94-99.

12. Кіпель В. Беларусы ў ЗША. Мн., 1993.

13. Нарысы гісторыі Беларусі. Ч.4. Мн., 1994.

14. Палуцкая С. Этнічная ідэнтыфікацыя вернікаў-уніятаў у крыніцах XVII – першай паловы XIX ст.ст. // Беларусіка. Кн.2. Мн., 1992. С.298-306.


Содержание номера
Содержание номера