Содержание номера


Адкрытае грамадства

Iнфамацыйна-аналiтычны бюлетэнь

2000, N1(7)

МАТЕРИАЛЫ КРУГЛОГО СТОЛА ПОЛИТОЛОГОВ И ЮРИСТОВ

ТЕМА: КАКОЙ БЫТЬ БЕЛАРУСИ: ПРЕЗИДЕНТСКОЙ ИЛИ ПАРЛАМЕНТСКОЙ?

Плиско М.К.: В начале 90-х годов среди политиков существовало повальное поветрие: вера в чудодейственную силу президентской власти. Особенно сильна она стала после Августовского путча. Если бы летом 1991 года всенародным голосованием Ельцин не был избран президентом, а остался председателем Верховного Совета России, ему не удалось бы так быстро справиться с путчистами. Подобная картина наблюдалась в России и в октябре 1993 года при насильственном прекращении Ельциным деятельности тогдашнего Верховного совета.

В декабре 1991 года, на всенародных выборах, в Украине был избран президентом Леонид Кравчук, что позволило этой стране укрепить независимость и приступить к демократическим и рыночным преобразованиям.

Социологические опросы населения, проводимые в Беларуси осенью 1991 - в начале 1992 годов, однозначно свидетельствовали, что если бы в нашей стране в то время был учреждён институт президентства, то победу на выборах одержал бы не Вячеслав Кебич, тогдашний глава правительства, а Станислав Шушкевич, занимавший должность спикера Верховного Совета. Случись это - возможно, сейчас Беларусь была бы на полпути к процветающему европейскому государству, а институт президентской власти не ассоциировался бы с диктатурой. Тогда - как, впрочем, и позднее - единственной влиятельной силой, принципиально выступившей против института президентской власти, был Белорусский народный фронт. Поэтому после Августовского путча БНФ всю свою энергию сосредоточил не на борьбе за введение института президентства, а за досрочный роспуск парламента. И хотя ему не удалось решить эту задачу, сегодня, когда негативные последствия президентства налицо, это даёт основание лидерам этой организации утверждать, что они, как всегда, были правы.

В то время я тоже был стойким приверженцем института сильной президентской власти. Выступал на эту тему на конференциях, публиковал, как и мой коллега Карбалевич, в средствах массовой информации соответствующие статьи, агитировал за это в партии (в то время ОДПБ - Объединённая демократическая партия Беларуси). В 1993 году группа членов нашей партии - в их числе был и я - под руководством известного юриста Михаила Чудакова разработала проект Закона о президенте Республики Беларусь и внесла его на рассмотрение Верховного Совета. Мне казалось, что в условиях отсутствия влиятельных политических партий демократической ориентации в парламенте единственным способом перехода к демократии и рынку явится учреждение поста президента и избрание на него демократически настроенного человека. О том, что им может стать политик вроде нынешнего президента, верить как-то не хотелось; впрочем, возможность возникновения такой ситуации в то время толком и не проговаривалась.

Сегодня говорить положительно об институте президентства, сильном президенте, которого избрал народ, стало немодным. В прессе и в выступлениях на конференциях можно услышать негативную оценку роли этого института власти в конституционном перевороте 1996 года, сломе системы сдержек и противовесов, заложенной в Конституции 1994 г., и установлении диктатуры в стране. Так это или нет - я думаю, покажет время.

Карбалевич В.И.: Мне кажется, что сегодня обижаться на институт президентской власти и возлагать на него ответственность за конституционный переворот - значит уподобляться рабочим-луддитам, которые в начале XIX века считали причиной всех своих бед новые машины, внедряемые в промышленное производство. Когда мы говорим о форме государственного устройства, то надо четко представлять, о каких конкретных обществах и каких стадиях их развития идет речь. Парламентская республика хороша для нормального, стабильного, бескризисного развития общества, когда оно устоялось в своем развитии, когда большинство его граждан приняло ценности демократии и рынка. В этом случае не имеет большого значения, будет ли в стране президентская или парламентская республика. В цивилизованном мире страны развиваются нормально независимо от формы правления. Совсем иную картину мы наблюдаем в переходных, транзитных обществах.

Во-первых, процесс перехода - это процесс глобальной трансформации всех сфер жизни общества, он требует сильной политической власти. Это - аксиома. Для проведения реформ необходима политическая воля, которую значительно легче сконцентрировать в руках либо одного человека, либо небольшой группы лиц, но не в парламенте, насчитывающем десятки депутатов разных политических направлений. Поэтому у меня не вызывает сомнения, что для успешного и быстрого проведения реформ в переходном обществе больше подходит сильная президентская власть. Во-вторых, надо не забывать, что сегодня мы ведем речь об обществах, которые переходят не от правой, а от левой модели тоталитаризма. Переход к демократии и рынку в фашистских и полуфашистских странах (Германия, Испания, Португалия, Греция, Чили и др.) осуществлялся на основе частной собственности, и поэтому там социальная база для перехода к демократии уже имелась. Тоталитарное общество коммунистического типа - это общество, в котором была государственная собственность и практически не было частного сектора, а значит, и не было значительного социального слоя, опираясь на который можно было бы осуществить переход к демократии и рыночной экономике. Это очень важный и принципиальный момент.

Я считаю, что переход от коммунистической модели тоталитаризма к демократии не является собственно функцией демократии. На первый взгляд это может показаться парадоксальным. Но это так. Тоталитарное общество коммунистического типа не имеет социальной базы для продвижения к рынку, и из самого себя, с помощью чисто демократических методов, оно просто-напросто выйти не может. Поэтому неизбежным элементом переходного периода является "бархатная" революция, или не очень "бархатная", как, например, в Румынии. Переход от коммунистического тоталитаризма к демократии, на мой взгляд - это неизбежно революция. А она требует иных механизмов своего осуществления. Именно поэтому в подобной ситуации решающую роль играет политическая воля элиты, а она, как показывает десятилетний опыт развития транзитных стран, может концентрироваться только в лице сильной президентской власти. Парламент, как представитель всего общества, как его зеркало, по определению не может быть настроен решительно, реформаторски.

И вообще, ни в одном государстве на всём пространстве СНГ мы не найдём обратного примера, когда не президент, а парламент был бы ориентирован на проведение демократических и рыночных реформ. Повсеместно мы видим одну и ту же классическую картину: левый парламент и относительно правый президент. Подобное противостояние можно наблюдать и в России, и в Украине, и в Молдове, и в Грузии, да и в других государствах СНГ.

И ещё одна закономерность. Во всех этих странах президенты предпринимали меры по усилению своей власти: одни - в рамках конституции, другие - нарушая её. Самый свежий пример - проведение в апреле 2000 года в Украине по инициативе президента Леонида Кучмы референдума по конституционным вопросам.

Единственной страной на постсоветском пространстве, в которой не нашла своего подтверждения закономерность - левый парламент, правый президент, - явилась Беларусь. Но известно, что любое исключение является подтверждением общего правила. Причина этого заключается в том, что в Беларуси к началу 90-х годов старая система не успела выработать свой ресурс. Поэтому белорусское общество оказалось не готовым к проведению реформ. У нас сложилась достаточно уникальная ситуация, когда мы имели левый парламент и левого президента. Фактически между этими двумя институтами власти никаких принципиальных разногласий не было, что, впрочем, не лишило президента желания сосредоточить в своих руках больше власти, чем это было предусмотрено Конституцией 1994 года. Я полагаю, что ситуацию, которая у нас сложилась после ноября 1996 года, нам просто надо пережить.

Пастухов М.И.: У нас вполне закономерно сложились предпосылки для введения института президентской власти. В начале 90-х годов в Беларуси ещё была сильна советская система власти, которая основывалась на авторитарных традициях, существовала в почти нетронутом виде государственная собственность, отсутствовала развитая многопартийная система, не было политической элиты, способной противостоять произволу властной личности и т.д. Поэтому процесс становления президентской республики носил вполне закономерный характер. И сегодня политика Лукашенко направлена на сохранение советского наследия, ведь это помогает ему удерживать власть.

Я - сторонник парламентской республики. Правительство должно формироваться парламентом из представителей политических партий, которые побеждают на свободных и справедливых выборах, премьер-министр должен быть главой исполнительной ветви власти.

Глава государства - президент - это лишь символ верховной власти в стране. Реальная исполнительная власть должна принадлежать правительству, а законодательная - парламенту. Президент должен избираться парламентом, а не на всеобщих выборах.

Говоря о сегодняшнем государственном устройстве Беларуси, трудно утверждать, что у нас сохранилась республиканская форма правления. "Республика" в переводе с латинского - это общее дело, управление в интересах всего народа. У нас же вся власть сосредоточена в руках узкого круга лиц. Политическая элита и народ фактически отстранены от участия в управлении государством. Нет у нас и парламента как профессионального законодательного органа власти, в котором депутаты работают на постоянной основе и решения которого носят обязательный характер. К сожалению, из этого состояния нам трудно будет вновь перейти к демократическим принципам управления. Фактически нам заново придётся формировать правовые основы государственной власти. От единоличной авторитарной власти нужно перейти к нормальному государственному правлению, в котором определяющая роль должна принадлежать парламенту. Это явится лучшей гарантией принципа разделения властей.

Если говорить о том, почему "не сработала" заложенная в Конституции 1994 года система сдержек и противовесов, то надо признать очевидное. Дело в том, что разработчики Основного закона заложили в Конституцию модель, которая предусматривала наделение президента сильными полномочиями. Это, в частности, пункт первый статьи 100, который давал президенту право принимать меры по охране национальной безопасности, обеспечению политической и экономической стабильности. Это резиновая норма, в которую при желании можно вместить всё что угодно. Кроме этого, по Конституции 1994 года президент являлся главой высшего органа исполнительной власти - правительства. Лукашенко на все сто процентов использовал для усиления своей власти право представлять парламенту кандидатуры главы правительства, силовых министров, других высших должностных лиц государства. Некоторые из этих назначенцев долгое время ходили в ранге "исполняющих обязанности", что, впрочем, не уменьшало объёма их полномочий и не ставило в зависимость от парламента. Тем самым в Конституции были заложены правовые предпосылки, которые открыли дорогу для эволюции президентской республики в авторитарное государство. На практике они были усилены личными качествами первого президента Республики Беларусь.

Карбалевич В.И.: В истории можно наблюдать действие закона, который гласит, что существуют непредвиденные последствия запланированных действий. Подобное в истории случается сплошь и рядом, и заранее спланировать политический процесс невозможно в принципе, поскольку он есть пересечение очень многих разновекторных политических сил.

Слова Михаила Ивановича о том, что в Конституции 1994 года имелись не совсем чёткие в правовом отношении формулировки, которые Лукашенко использовал для усиления президентской власти, конечно, правильны, но всё же, по-моему, не это самое главное. Если бы даже эти формулировки были четкими и ясными - вряд ли они помешали бы ему узурпировать власть. Главная причина - в другом. Я считаю, что в то время не только институты власти не имели политической воли, чтобы реализовать на практике заложенную в Конституции 1994 года систему сдержек и противовесов, но и само общество - и это главное - не было готово противостоять диктатуре. Общество не ощущало и не понимало, да и сегодня до конца не понимает ценность демократии, и оно не видит ничего страшного в авторитарных методах управления. Наоборот, общество оказалось готово к восприятию диктатуры, оно её приняло, и сегодня пока не видно никаких сигналов, свидетельствующих о том, что оно начинает эту диктатуру отторгать. В переходные, переломные периоды направление развития общества определяет не всё общество в целом, а политическая элита. А политическая элита в Беларуси оказалась настолько аморфной и слабой, настолько незрелой в политическом, правовом и национальном отношении и одновременно лишённой инстинкта самосохранения, что не сумела организовать серьёзного сопротивления наступлению диктатуры. Поэтому сегодня мы имеем то, что имеем.

И ещё на одно обстоятельство я бы хотел обратить внимание. Если бы у нас сегодня была парламентская республика, то, без сомнения, демократии было бы больше, а вот насчёт рыночных реформ - я очень сильно сомневаюсь. Ведь до 1994 года мы имели классическую парламентскую республику, и что же мы имели? Да, собственно говоря, ничего. За 1991-1994 годы в стране не были проведены ни рыночные преобразования, ни реформы в области государственного устройства. Единственной сферой, где наблюдались некоторые подвижки, была сфера идеологии, и шло достаточно быстрое внедрение белорусского языка в качестве государственного. Т.е. главная причина всех наших бед, которые мы имели после 1994 года, заключается в неготовности общества и политической элиты воспринять ценности демократии и рынка. Говоря так, я вовсе не отрицаю роль субъективного фактора. Конечно же, он сыграл с нами свою злую шутку. Представим себе на минуту, что в президентской гонке 1994 года среди кандидатов в президенты не было бы по каким-то причинам Лукашенко. В этом случае, скорее всего, президентом был бы избран Вячеслав Кебич, и мы получили бы некое подобие украинского варианта: медленное вползание страны в рыночные реформы с постоянной оглядкой на Россию, т.е. у нас было бы примерно то же самое, что Кучма делал в первый срок своего президентского правления в Украине, за единственным только исключением: наши отношения с Россией были бы гораздо более тесными, чем отношения Киева с Москвой.

Плиско М.К.: В основном с тем, что здесь говорилось о причинах возникновения президентской республики и её эволюции в авторитарное государство, я согласен, но всё же некоторые детали мне бы хотелось уточнить и дополнить.

Так, в частности, мне кажется, что не пресловутая часть первая статьи 100-й и не право Лукашенко представлять в парламент кандидатуры высших должностных лиц, в том числе и кандидатуру премьер-министра, как здесь говорил Михаил Иванович, сыграли главную роль в перерождении президентской республики в авторитарное государство. Я полагаю, главным здесь было то обстоятельство, что президент по Конституции 1994 года избирался всенародным голосованием, а не парламентом. Что я здесь имею в виду? Дело в том, что в этом случае во мнении народа и в своих собственных глазах Лукашенко приобретал объём полномочий, равный тому, который имел парламент в целом. Это давало ему возможность претендовать на присвоение себе законодательных функций, т.е. права на издание указов, имеющих силу законов, и на полный контроль за деятельностью правительства. Поскольку, как я уже подчеркнул, Лукашенко был избран на всенародных выборах, а не парламентом, причём внушительным большинством голосов, то он считал возможным оправдывать свои незаконные действия волей народа, вручившего ему и законодательную власть. Т.е. в общественном мнении президент приобретал статус главы не только исполнительной, но и законодательной власти.

Надо отдать должное Лукашенко - он быстро осознал выгоды своего положения и, монополизировав средства массовой информации, смог умело провести кампанию по дискредитации парламента и одержать над ним в ноябре 1996 года сравнительно лёгкую победу. Правительство, оказавшись в ситуации двойного подчинения, после некоторых колебаний поддержало в конфликте Лукашенко с парламентом более сильную сторону, т.е. президента. Конечно, эта юридическая коллизия могла бы "не выстрелить", ведь схожая ситуация была и в Польше, и в Литве, и в Украине, но в Беларуси она наложилась на субъективные факторы - авторитарные устремления Лукашенко и политическую незрелость элиты. А народ... Народ в произошедшем как раз был меньше всего виноват. Одно можно сказать с уверенностью: чтобы в будущем из-за двойной законодательной легитимности не возникла ситуация противостояния между парламентом и институтом президентской власти, необходимо, чтобы президент страны, пусть даже с достаточно большими полномочиями, избирался парламентом, а не на всеобщих выборах.

Не могу согласиться и с утверждением Валерия Ивановича о том, что у нас в стране до 1994 года существовала парламентская республика. Во-первых, Шушкевича никто не избирал президентом, а во-вторых, и он сам себя не рассматривал в данном качестве. Шушкевич всегда подчёркивал, что он - спикер и только и что для проведения какой-то другой политики у него нет полномочий. И, по-моему, он правильно делал, что так поступал, хотя, помню, всем нам хотелось тогда, чтобы он вёл себя по-президентски. Я понимаю, что Валерий Иванович, возможно, сознательно преувеличил, чтобы подчеркнуть закономерность и необходимость пришествия президентской республики. Лично я, несмотря на то, что здесь Валерий Иванович говорил о недостатках украинского варианта развития, всё же предпочёл бы именно его, так как он гарантировал соблюдение элементарных прав человека, включая право на частную собственность и свободу слова. Я полагаю далеко не случайным тот факт, что сейчас по темпам проведения реформ в сфере экономики и по темпам экономического развития Украина начинает обгонять Беларусь, хотя, как известно, изначально мы находились на лучшей стартовой позиции. И ещё. Я хочу спросить своих коллег по Круглому столу: если бы от Вас сейчас зависело избрание для Беларуси формы правления - парламентская республика или президентская, то какой бы Вы отдали предпочтение?

Карбалевич В.И.: Во-первых, коллизия, о которой говорил Михаил Казимирович, на самом деле не носит юридического характера. Эта коллизия - политическая, и причина её лежит в особенностях массового сознания: раз президент избран всем народом - значит, он может делать всё, что захочет. Т.е. Лукашенко мог принимать законы без согласования с парламентом по той простой причине, что такой точки зрения придерживался и народ, его избравший. Лукашенко тонко уловил эту особенность массового сознания и смог обратить её в свою пользу. Во-вторых, когда я говорил об украинском варианте развития, я имел в виду роль субъективного фактора в политике и только, так как Украина, как и Беларусь, является президентской республикой. Что касается вопроса о наиболее приемлемой форме правления для Беларуси, то я по-прежнему являюсь сторонником президентской формы правления, хотя в тактическом плане, если бы это помогло вернуть Беларусь на демократический путь развития, я был бы готов на временное введение парламентской республики.

Плиско М.К.: Безусловно, в политике очень важно учитывать особенности массового сознания, но ведь если бы наши законодатели при разработке Конституции 1994 года заложили норму, предусматривающую избрание президента парламентом, я не думаю, что возмущённый этим обстоятельством народ вышел бы на улицы Минска и других городов. Полагаю, что на принятие решения об учреждении у нас полупрезидентской республики повлияло два обстоятельства. Во-первых, сторонники Кебича и он сам, преследуя сиюминутные цели, лоббировали в парламенте идею президента, избираемого всем народом и наделённого достаточно сильными полномочиями, а во-вторых, подобная форма правления существовала почти у всех наших соседей - России, Украины, Литвы и Польши.

Конечно, о каком-то опосредованном воздействии массового сознания на принятие этого решения можно говорить, но всё же это "заслуга" как наших правоведов, работавших над проектами конституции, так и большинства депутатов парламента, кроме оппозиции БНФ, т.е. нашей политической элиты, не усмотревшей опасности, которую может представлять ситуация так называемой двойной законодательной легитимности для сохранения системы сдержек и противовесов и демократии в стране.

Повторю ещё раз, что главный недостаток Конституции 1994 года заключается в том, что с чисто правовой точки зрения она не давала 100%-ой гарантии от перерождения полупрезидентской республики в авторитарное государство, поскольку система сдержек и противовесов, заложенная в ней, рухнула под действием субъективного фактора - личных качеств избранного президента. А этого не должно быть в принципе. Система сдержек и противовесов не должна являться заложницей личных качеств того или иного президента. Поэтому восстанавливать в прежнем виде Конституцию 1994 года нельзя, иначе мы можем наступить на те же грабли второй раз. И в первую очередь в изменении нуждается порядок избрания президента - его должен избирать не народ, а парламент. Именно парламент - даже тот, антирыночный, левый, который мы имели в 1996 году, а не правительство и уж тем более не администрация президента - инициировав импичмент, встал на защиту демократических устоев. И это неудивительно, поскольку именно парламент по своему предназначению является центральным звеном в системе демократических институтов власти. Ведь в историческом плане демократия наступает тогда, когда в борьбе с монархами или диктаторами (президентами) парламенты становятся единственным источником законодательной власти и добиваются полного контроля над деятельностью правительства.

Пастухов М.И.: Конституция 1994 года не породила диктатора, но она дала ему старт. Он использовал демократические правовые положения для того, чтобы получить неограниченную власть. И когда он её получил, законы и Конституция потеряли для него ценность. Как в своё время Гитлер до прихода к власти был самым большим законником, так и у нас Лукашенко, принесший клятву на верность Конституции, в конце концов её отверг и заменил новой, более подходящей для авторитарной власти.

Я считаю, что сейчас в общественном мнении происходит перелом, и общество хотело бы перейти к демократическим формам правления. Поэтому всевластие одной личности должно быть ограничено. Сделать это надо при помощи правовых методов. Я, как и Михаил Казимирович, сторонник избрания президента парламентом. Понятно, что тогда президент будет выполнять чисто номинальные функции. Возможно, он даже не должен иметь права издавать указы, а тем более декреты, имеющие силу закона. В новых условиях не должна повториться ситуация 1994-96 гг., когда указы президента шли вразрез с законами и составляли им конкуренцию в области законотворчества. Поэтому президенту следует оставить лишь право подписывать законы. Реальная исполнительная власть должна быть сосредоточена в руках правительства, которое должно быть подотчётно парламенту. В этой связи перспективу развития нашего государства я усматриваю в переходе от президентской республики к парламентской.

Карбалевич В.И.: Я все же считаю, что главным, основополагающим фактором, приведшим к установлению авторитарного режима, является готовность общества воспринять подобный метод управления страной.

Помню, как во время одного из визитов в Германию с нашей делегацией произошёл любопытный случай. На встрече в парламенте после того, как нам сказали, что по Конституции президент Германии подписывает законы, которые принимает бундестаг, один из членов нашей делегации задал вопрос: а что будет, если президент не подпишет принятый закон? И докладчик спокойным тоном ответил, что, мол, в этом случае закон не будет считаться принятым. Оказалось, что в Германии, в отличие от других стран, президентское вето парламент не может преодолеть даже двумя третями голосов. Этот факт поверг нас в состояние крайнего удивления, поскольку было непонятно, как в этом случае вообще действует механизм принятия законодательных актов, поскольку президент может не подписать любой закон, который покажется ему неприемлемым. Получалось так, что Германия, как и Беларусь, имела сильного президента. В свою очередь немецкому докладчику было непонятно, почему это президент станет злоупотреблять своим правом и не будет подписывать принимаемые бундестагом законы. По его мнению, президент обязан это делать, так как бундестаг - высший представительный и законодательный орган всего немецкого народа, а значит - он обладает большими полномочиями, чем президент. И дело тут не в том, что в Германии президента избирает парламент, а не народ. Таковы традиции, такова политическая культура, и президент не может пойти против решения парламента, в противном случае он уронит свой авторитет в глазах общественного мнения. Оказалось, что за всю историю ФРГ было всего два или три случая, когда президент отказался подписать принятые бундестагом законы. Это происходило тогда, когда решение парламента шло вразрез с общественным мнением и принятый закон вызывал крайне отрицательную реакцию в обществе. Только в подобной ситуации президент мог себе позволить отказаться от подписания принятого закона.

Этот пример говорит о том, что главная причина наших бед всё же в политической культуре элиты и общества, в их неготовности воспринять в полной мере ценности демократии и рынка. А всё остальное вытекает из этого.

Плиско М.К.: Обратите внимание на то обстоятельство, что президента избирает бундестаг, а не народ, как это было, например, в веймарской Германии. Пример, приведенный Валерием Ивановичем, свидетельствует о том, что и президент, избираемый парламентом, может быть сильным, а не слабым. Но, тем не менее, он не может наряду с парламентом издавать законодательные акты, так как он не получил свой мандат непосредственно от народа. Поэтому в данном случае не возникает ситуация двойной законодательной легитимности, как это было у нас.

Пастухов М.И.: Я согласен, что президент вправе не подписывать законы, которые принимает парламент. В этом случае он должен передавать их в Конституционный суд, который в установленном порядке решит, соответствует ли принятый закон Конституции и международным актам или нет.

Плиско М.К.: Иногда мне кажется, что широко распространённое мнение о том, что для обеспечения быстрого перехода к демократии и рынку необходима сильная президентская власть, "сильная рука", является мифом, который был создан в конце 80-х годов группой российских интеллектуалов-государственников и который с тех пор с завидным постоянством тиражируется во всех трансформационных обществах.

Помню, как в существовавшем в конце 80-х гг. в Минске политическом дискуссионном клубе "Современник" мы горячо обсуждали проблему необходимости "железной руки", целесообразность которой в то время обосновывал и пропагандировал политолог Андроник Мигранян. Мне кажется, что основой для возникновения и поддержания этого мифа является имеющаяся в каждом человеке вера в некое чудо, что придёт кто-то и всё, что необходимо, сделает за нас или с нашей помощью.

Я хотел бы обратить ваше внимание на тот факт, что страны, которые имеют "слабых" президентов - Эстония, Латвия, Чехия, Венгрия, - как раз добились больших успехов на пути продвижения к демократии и рынку, нежели страны, имеющие так называемых "сильных" президентов. Согласен, что успехи этих стран во многом объясняются готовностью их народов к проведению демократических преобразований. Но зачем тогда, говоря о других странах, увязывать проведение реформ с обязательным наличием "сильной руки" и выводить некую всеобщую закономерность?

Карбалевич В.И.: В свою очередь, я хочу обратить Ваше внимание, что Россия сделала прыжок из тоталитарного коммунистического прошлого - пусть не в нормальный рынок, а олигархический капитализм - исключительно благодаря политической воле Бориса Ельцина, благодаря тому, что он сосредоточил в своих руках сильную власть, которая дала ему возможность пережить три левых по своему составу Государственных думы и продвинуть страну на путь рыночной экономики и западной демократии. Будь в России парламентская республика - я уверен, что Россия так и не смогла бы выйти из коматозного состояния, в котором она находилась в 1990-91 годах. Не сомневаюсь, что Россия ещё долго барахталась бы в так называемой горбачёвской перестройке и переживала бы состояние перманентного политического кризиса, если бы не железная воля Бориса Ельцина, положившего всему этому конец.

Напомню, что Кучма в первый срок своего президентства шёл на выборы под левыми лозунгами. Только таким образом он мог одержать победу, и он её одержал. После избрания, поняв, что политика президента не может быть зеркальным отражением настроений народных масс, Кучма стал медленно дрейфовать в сторону Запада, рыночных реформ, пусть половинчатых, но всё же реформ. Парламент всегда является зеркальным отражением общественных настроений, президент же по своему определению не может быть таковым; он по факту своего положения выше усреднённых обывательских настроений, и он должен проводить политику, обеспечивающую продвижение общества вперёд, а не назад.

Пастухов М.И.: В своём разговоре мы затронули одну из важнейших политических и правовых тем белорусской государственности - вопрос о власти. Сейчас эта власть ассоциируется у нас с именем одного человека, который один представляет государство во всех его ипостасях. Одно это говорит об отсутствии в стране нормальных демократических институтов власти и предполагает проведение неких институциональных преобразований. Считаю, что общество уже порядком устало от жесткой авторитарной власти, которая стала тормозом на пути политического, экономического, социального и культурного развития страны. Фактически мы переживаем состояние всеобщего, т.е. системного кризиса. Это вынуждает нас искать более подходящие модели будущего конституционного развития Беларуси. В этом плане нам пригодится опыт, который накопили страны Центральной и Восточной Европы. И, конечно же, мы должны осуществить преобразования с учётом менталитета народа. Мне кажется, что основу демократических институтов власти должен составлять парламент, роль которого как высшего и полномочного органа власти должна быть восстановлена. Парламент мог бы внести поправки в Конституцию 1994 года и принять демократическое избирательное законодательство. Избранный по новым правилам президент вынужден будет изначально согласиться с той ролью, которую отведёт ему новая Конституция. Если же не будет изменена система организации власти, то охвативший страну кризис затянется на продолжительное время.

Карбалевич В.И.: Я хотел бы подчеркнуть, что в настоящее время Беларусь переживает трагический период своей истории, когда общество находится в состоянии системного кризиса. Избранный нынешним руководством путь развития - это тупиковый путь, но выбираться из него очень трудно, гораздо труднее, чем мы это себе иногда представляем. Для этого необходима очень сильная власть. Причём чем глубже пропасть, в которую мы провалились, тем более сильная власть нам потребуется, чтобы из неё выбраться. Некоторые белорусские политологи даже полагают, что после отстранения Лукашенко от власти демократия в стране должна быть на какое-то время вообще ограничена, в противном случае невозможно будет обеспечить переход к демократическому обществу. Как бы то ни было, дискредитировал себя институт президентской власти или нет, я был и остаюсь сторонником президентской республики, в которой избираемый народом президент имел бы в своих руках достаточные полномочия для проведения демократических и рыночных преобразований.

Плиско М.К.: Мне кажется, что мифологизировать сильную президентскую власть нет никакой необходимости, и нельзя видеть в ней единственного демиурга истории, демократических преобразований и рыночных реформ. С другой стороны, как говорится, что есть - то есть, и одёжку, которую на нас надели в 1996 году, так просто не снимешь, для этого необходимо какое-то время.

Конечно, в том, что произошло с нами в середине 90-х годов, есть определённая закономерность. Давайте вспомним, как проходило развитие наших соседей в 20-30-е годы. Я имею в виду Польшу, Литву, Латвию и Эстонию. Получив или восстановив после длительного периода времени независимость, эти страны в межвоенное время так и не смогли в правовом отношении решить проблему создания устойчивых демократических институтов власти. Начав свой путь развития с парламентской формы правления, они - кто раньше, а кто позже - скатились к авторитаризму, хотя сегодня мы ставим их в пример, как надо было проводить демократические и рыночные реформы. Мне кажется, что эта закономерность объясняется как давлением извне в связи с установлением в ряде стран Европы диктаторских режимов, в первую очередь - в Германии и России, так и отсутствием достаточного количества политической элиты, способной воспринять ценности независимости, демократии и рынка, прав и свобод человека. Пройдя через прелести авторитарного правления, они как бы получили прививку от него на будущее. Я думаю, что именно прошлый негативный опыт развития позволил политической элите этих стран избежать того, что, к сожалению, приключилось с нами. У нас же подобный опыт отсутствовал, а учатся, как известно, только на своих собственных ошибках. В начале 90-х годов наше желание перемен было настолько сильным, что мы не увидели опасностей, которые несла с собой президентская форма правления. Отвергнув парламентаризм, как недостаточно быстрый способ достижения цели, мы решили отдать свою судьбу на усмотрение "сильной руки" и не заметили, что тем самым невольно подыграли прежней советской партийной и хозяйственной номенклатуре в её стремлении восстановить в полном объёме прежнюю советскую систему властных отношений.

Мы только сейчас начинаем понимать так называемые достоинства и преимущества "сильной руки". Будем надеяться, что для осознания необходимости перехода к демократическим формам правления нашему народу и политической элите, не только оппозиционно настроенной к существующему режиму, понадобится меньше времени, чем Польше и странам Балтии. Ведь сейчас за окном не 20-е и не 30-е годы, а конец второго тысячелетия. Это тогда диктаторские и авторитарные режимы были в моде, а сейчас все большее количество людей начинает понимать, что между уровнем и качеством их жизни и демократией и рынком есть прямая и устойчивая связь: чем больше свободы и рынка, тем выше степень их благополучия и личной безопасности. Что касается формы правления, то я допускаю, что президент может иметь достаточно сильные полномочия: например, иметь право распускать парламент в случаях, оговоренных Конституцией, накладывать вето на принимаемые парламентом законы и т.п., но в любом случае он должен избираться не на всеобщих выборах, а парламентом. В противном случае мы не застрахуем себя от повторения в будущем той правовой ситуации, которую однажды уже пережили.


Содержание номера